Не может быть, весна, весна!
Зарница блещет, как блесна.
Грохочет высь, что твой расстрел…
Куда же я смотрел?
Валом в леса народ валит.
Настал твой час, вперёд, москит!
Ветвись, крапива! Час настал.
А я проспал, проспал.
Я в зыбких водах забытья
тонул, и мнилось мне, что я
качу из ссылки ко двору…
Ах, право, не к добру!
Была тропа чиста, пуста.
Но заяц прыгнул из куста —
и почву выбил из — под ног.
О заяц! как ты мог?
Твержу душе: очнись, душа!
Душа в ответ: dejа! dejа!
А что «dejа», когда уже —
ни слёз ни звёзд в душе?..
Фальцет фальшив, стопа крива,
зубов давно не тридцать два.
Не тридцать два давно и лет.
О юность! где твой след?
Опять окно открыть и взвыть:
весна, весна! Не может быть.
Всё ближе к горлу бечева.
Но делать нечего.
Подруга дней моих былых,
в краях замолкшая иных!
Звони хоть ты мне в сутки раз.
Не дай, чтоб я угас.
Звони солгать, шепнув «люблю».
Звони всегда, я редко сплю.
Во лжи тебя не упрекнут:
я сам и лжец и плут.
И ты не верь, не верь лгуну!
Не выл он сроду на луну.
Горазд впадать он в томный тон —
к испугу дев и жён.
А сам — и весел, и здоров,
и ловко склеил десять строф,
и рожи корчит у окна:
не может быть! Весна…