Ганза:
Гол как сокол — перед городом
С ветром наравне — под звёздным пологом
Строим козни — тем, кто дорог нам
Ходим в гости назло — улыбаемся врагам
Повезло меньше… ну… хорошо — больше
Завидно… а что ещё — остаётся праведникам?
Мы ж видим золото только при свете солнца
И нос свой дальше, чем окно не высунем — простудимся
А камень то катится… Земля крутится
Друзья теряются — их забирает улица…
Шальная улица — дурь молодецкая
Волчьи оскалы слеплены — с улыбок детских
Знаю… как бывает больно сердцу
Закрыты двери — и не на что надеяться
Хлопоты… лимфоузлы заточены под опыты
Что дальше? Дым, копоть и море фальши…
Топот в коридорах, крики: «дура, сука!»…
Прости меня, но я не мог тогда издать ни звука
Я был глубоко… не то чтобы в себе
Дрейфовал во лжи — так будет правильней…
И рад бы — оставить горсть воспоминаний памяти
А образы развеять — над открытым пламенем
Но я потерял мечту — в пучине времени
Бьюсь головой о стену, кричу… но всё равно её ищу…
Джон:
Каждый Божий день, ваится в суточной вязкости,
В кратковременном веселья, в объятиях грусти,
Уподобляться обманом своего же счастья.
Времена ненастья меняют скорбь.
Молебен, корка чёрного, пятьдесят, и снова в бой.
Бог мой, моя вера, вы со мной?
И чтобы не забыть домой дорогу к другу,
Я, как отец учил, буду бить судьбу подлюку по лицу,
И сколько пальцев нам хватит сосчитать слёзы,
Чтобы позже превратить их в поэзию и прозу.
Память детства как замороженную розу,
Буду греть ночами.
Свет, лампа, фото, кружка чаю.
Скучаю иногда, когда вокруг всем весело,
Эх щас бы эти, под гитару, песни.
Прокуренные ночью, этажи в подъезде.
Ютиться было тесно, зато все вместе.
До блеска натёртые носы, собак железных,
В душе мечтателя не будут хоронить надежды,
Ведь если есть желания, будут и стремления,
Заснеженные венки по весне оттают, как и прежде.